Неточные совпадения
Наконец вошла Екатерина Ивановна в бальном платье, декольте, хорошенькая, чистенькая, и
Старцев залюбовался и пришел в такой восторг, что не мог выговорить ни одного слова, а только
смотрел на нее и смеялся.
После нескольких минут он опять, влекомый тою же непреодолимою силой, повернулся
посмотреть, глядят ли
на него или нет, и увидел, что Lise, совсем почти свесившись из кресел, выглядывала
на него сбоку и ждала изо всех сил, когда он поглядит; поймав же его взгляд, расхохоталась так, что даже и
старец не выдержал...
— В чужой монастырь со своим уставом не ходят, — заметил он. — Всех здесь в скиту двадцать пять святых спасаются, друг
на друга
смотрят и капусту едят. И ни одной-то женщины в эти врата не войдет, вот что особенно замечательно. И это ведь действительно так. Только как же я слышал, что
старец дам принимает? — обратился он вдруг к монашку.
Алеша довел своего
старца в спаленку и усадил
на кровать. Это была очень маленькая комнатка с необходимою мебелью; кровать была узенькая, железная, а
на ней вместо тюфяка один только войлок. В уголку, у икон, стоял налой, а
на нем лежали крест и Евангелие.
Старец опустился
на кровать в бессилии; глаза его блестели, и дышал он трудно. Усевшись, он пристально и как бы обдумывая нечто
посмотрел на Алешу.
— Встань, милый, — продолжал
старец Алеше, — дай
посмотрю на тебя. Был ли у своих и видел ли брата?
— Это я
на него,
на него! — указала она
на Алешу, с детской досадой
на себя за то, что не вытерпела и рассмеялась. Кто бы
посмотрел на Алешу, стоявшего
на шаг позади
старца, тот заметил бы в его лице быструю краску, в один миг залившую его щеки. Глаза его сверкнули и потупились.
— У ней к вам, Алексей Федорович, поручение… Как ваше здоровье, — продолжала маменька, обращаясь вдруг к Алеше и протягивая к нему свою прелестно гантированную ручку.
Старец оглянулся и вдруг внимательно
посмотрел на Алешу. Тот приблизился к Лизе и, как-то странно и неловко усмехаясь, протянул и ей руку. Lise сделала важную физиономию.
Знаете, Lise, это ужасно как тяжело для обиженного человека, когда все
на него станут
смотреть его благодетелями… я это слышал, мне это
старец говорил.
Если кто из этих тяжущихся и пререкающихся мог
смотреть серьезно
на этот съезд, то, без сомнения, один только брат Дмитрий; остальные же все придут из целей легкомысленных и для
старца, может быть, оскорбительных — вот что понимал Алеша.
Скитские
старцы ехали уже второй день. Сани были устроены для езды в лес, некованные, без отводов, узкие и
на высоких копыльях. Когда выехали
на настоящую твердую дорогу, по которой заводские углепоставщики возили из куреней
на заводы уголь, эти лесные сани начали катиться, как по маслу, и несколько раз перевертывались. Сконфуженная лошадь останавливалась и точно с укором
смотрела на валявшихся по дороге седоков.
Уговоры матери тоже не производили никакого действия, как наговоры и нашептывания разных старушек, которых подсылала Анфуса Гавриловна. Был даже выписан из скитов
старец Анфим, который отчитывал Серафиму по какой-то старинной книге, но и это не помогло. Болезнь шла своим чередом. Она растолстела, опухла и ходила по дому, как тень.
На нее было страшно
смотреть, особенно по утрам, когда ломало тяжелое похмелье.
В другом месте скитники встретили еще более ужасную картину.
На дороге сидели двое башкир и прямо выли от голодных колик. Страшно было
смотреть на их искаженные лица,
на дикие глаза. Один погнался за проезжавшими мимо пошевнями
на четвереньках, как дикий зверь, — не было сил подняться
на ноги.
Старец Анфим струсил и погнал лошадь. Михей Зотыч закрыл глаза и молился вслух.
Старец быстро сел и удивленными глазами
посмотрел на Аглаиду, точно не узнал ее. Все лицо у него опухло от слез, но он не прятал его, а только
смотрел на непрошенную гостью исподлобья.
Вот,
посмотришь,
на Пильве
старцы живут: и видно, что народ крепкий.
Через несколько дней Ахилла, рыдая в углу спальни больного,
смотрел, как отец Захария, склонясь к изголовью Туберозова, принимал
на ухо его последнее предсмертное покаяние. Но что это значит?.. Какой это такой грех был
на совести
старца Савелия, что отец Бенефактов вдруг весь так взволновался? Он как будто бы даже забыл, что совершает таинство, не допускающее никаких свидетелей, и громко требовал, чтоб отец Савелий кому-то и что-то простил! Пред чем это так непреклонен у гроба Савелий?
Один против многих,
старец смотрел на людей с высоты, а они бились у ног его, точно рыбы, вытащенные сетью
на сухой песок, открывали рты, взмахивали руками; жалобы их звучали угрюмо, подавленно и робко, крикливо, многословно.
— Совсем с ума сошел
старец. Сидит по целым дням у своей Августины Христиановны, скучает страшно, а сидит. Глазеют друг
на друга, так глупо… Даже противно
смотреть. Вот поди ты! Каким семейством Бог благословил этого человека: нет, подай ему Августину Христиановну! Я ничего не знаю гнуснее ее утиной физиономии!
На днях я вылепил ее карикатуру, в дантовском вкусе. Очень вышло недурно. Я тебе покажу.
Старец смотрел на меня темными глазами и протягивал руку.
— Что я вас хотел попросить, Александр Давыдыч… Нельзя ли как-нибудь
старца моего вразумить… Вы вот дуэты с ним разыгрываете… Дает мне пять синеньких в месяц… Это что же такое?!
На табак не хватает. Еще толкует: не делай долгов! Я бы его
на мое место посадил и
посмотрел бы! Я ведь никаких пенсий не получаю; не то что иные (Виктор произнес это последнее слово с особенным ударением). А деньжищев у него много, я знаю. Со мной Лазаря петь нечего, меня не проведешь. Шалишь! Руки-то себе нагрел тоже… ловко!
Цена его слов известна мне была, а обидели они меня в тот час. Власий — человек древний, уже едва ноги передвигал, в коленях они у него изогнуты, ходит всегда как по жёрдочке, качаясь весь, зубов во рту — ни одного, лицо тёмное и словно тряпка старая,
смотрят из неё безумные глаза. Ангел смерти Власия тоже древен был — не мог поднять руку
на старца, а уже разума лишался человек: за некоторое время до смерти Ларионовой овладел им бред.
— Есть у меня одна знакомая девушка такая, врагиня моя лютая, — продолжала Жужелица, оглядывая всех с торжеством. — Тоже всё вздыхает, да всё
на образа
смотрит, дьяволица. Когда она властвовала у одного
старца, то, бывало, придешь к ней, а она даст тебе кусок и прикажет земные поклоны класть, и сама читает: «В рождестве девство сохранила еси»… В праздник даст кусок, а в будни попрекает. Ну, а теперь уж я натешусь над ней! Натешусь вволю, алмазныя!
Я очень хорошо понимаю, что при тогдашнем патриотическом настроении Петербурга появление
старца Дмитревского в патриотической драме должно было привесть в восторженное состояние публику; но,
смотря на это дело с художественной стороны, я нисколько не жалею, что не видал этого спектакля.
А
старец посмотрел на него и отвечает...
Не знаю, сколько раз я эту «Верую» прочел, чтобы не заснуть, но только много; а старичок все в своем гробе молится, и мне оттуда сквозь пазы тесин, точно свет кажет, и видно, как он кланяется, а потом вдруг будто начал слышаться разговор, и какой… самый необъяснимый: будто вошел к
старцу Левонтий, и они говорят о вере, но без слов, а так,
смотрят друг
на друга и понимают.
—
Старец Памва, — отвечаю со строгостию, — господствующей церкви слуга, что нам
на него
смотреть?
— Прочел, — говорит С., — я эту бумагу, пометил, и что же еще тут долго думать: отшлепаем молодца яко
старца, да и дело с концом; и я дал в порядке приказ подрядчику, чтобы завтра эшафот
на площади сладить, а сам велел привести арестанта, чтобы
посмотреть на него: здоров ли он и можно ли его безопасно подвергнуть этой процедуре.
Вот почему,
смотря на такой юношеский порыв в залу театра даже седовласого
старца, хотя, впрочем, не совсем седовласого, а так, около пятидесяти лет, плешивенького, и вообще человека с виду солидного свойства, капельдинер невольно вспомнил высокие слова Гамлета, датского принца...
Прискучили леса и пустыни, прискучили благочестивые
старцы; не иноческой тишины мне хотелось, хотелось повидать дальние страны,
посмотреть на чужие государства, поплавать по синему морю, походить по горам высоким.
Патап Максимыч задумался. «Как же так? — было у него
на уме. — Отец-то Михаил чего
смотрит?.. Морочат его,
старца Божия!..»
Тогда
старец сказал: «Возьми ты эту чашу, полную масла, и обойди вокруг деревни и вернись, но
смотри, чтобы ни капли масла не пролил
на землю».
Посмотрел монах так
на жизнь крестьянина. «Нечему мне учиться тут», — подумал он и подивился, зачем
старец послал его к крестьянину.
Я помню и никогда не забуду, как он шел. Это была грустная картина: тяжело и медленно передвигал он как будто не свои остарелые ноги по мягкой пыли Никольской улицы. Руки его были опущены и растопырены;
смотрел он беспомощно и даже повиновался Гиезию, который одною рукою обтирал кровь
на своем лице, а другою подвигал
старца ладонью в спину и, плача о нем, умолял...
Старец теперь любил думать о добром Памфалоне, и всякий раз, когда Ермий переносился мыслью в Дамаск, мнилось ему, что он будто видит, как скоморох бежит по улицам с своей Акрой и
на лбу у него медный венец, но с этим венцом заводилося чудное дело: день ото дня этот венец все становился ярче и ярче, и, наконец, в одну ночь он так засиял, что у Ермия не хватило силы
смотреть на него.
— Для чего ты,
старец, медлишь, для чего не слезаешь
на землю и не идешь в Дамаск
смотреть Памфалона? А
старец отвечает...
Там лик Спасителя так приветливо
на него
смотрит, а добрый старец-архимандрит, благословляя его и давая ему свою ручку поцеловать, всегда жалует его просвирой.
Мужской пол по старому уставу должен жить особо, послужить
старцу должен мужчина, — того ради ставила Евпраксия Михайловна
на усадьбе особую келью, а потом искала человека,
смотрел бы он за келейкой денно-нощно, был бы при ней неотходно, приносил бы
старцам и перехожим богомольцам горячую пищу; служил бы не из платы, а по доброму хотенью, плоть да волю свою умерщвлял бы, творил бы дело свое ради бога.
Старцы Аскалона собирались
смотреть этих красавиц, рассуждали об их прелестях и пили вино, в котором плавали головки гвоздики; а Пуплия, как только дождалась возвращения Тении, положила ее усталую голову
на свои колени и начала распускать мелкие плетения ее волос, склеенных вишневым клеем, и начала умолять ее сжалиться над страданием семейства.
Несколько минут молчанья.
Старец сидит, тяжело опустившись; движеньем губ творит он молитву, а слов не слышно. Радостным ликом, светлыми очами
смотрит вдовица
на прохожего трудника и тоже тайно молитву творит. Безмолвно сидят келейницы, истово перебирая лестовки. Мерно чикает маятник стенных часов, что висели у входа в моленную.